Борис Корчевников: У этой войны через время будет ещё один, неожиданный итог: она даст неслыханный урожай на ниве Господней: наши Церкви - что в России, что в Малороссии - заполнятся новыми прихожанами: с молодыми, но очень взрослыми лицами.
Монастыри, пустующие иногда пока из-за скудости монашества, заполнятся новыми послушниками, иноками, монахами, а, может, даже, через время не очень пожилыми, схимниками.
Так было после Второй Мировой - весь цвет Псково-Печерского старчества и великого поколения монахов Троице-Сергиевой Лавры, которую в войну вернули частично Церкви - это все в значительной своей части были ветераны - молодые мужики, узнавшие Бога на войне: кто-то дал обеты монашества на поле боя (выживу-приму постриг), кто-то без всяких обетов просто не мог после пережитого посвятить жизнь мирскому суетному кружению.
Почти каждое известное святое имя, у которого в безбожную советскую пору согревалась вся верующая Россия - это были имена монахов-ветеранов: что Алипий (Воронов), что Кирилл (Павлов), да и любимый всеми - дай Бог долгих лет- старец Илий (Ноздрин) - дитя войны: Алеше было 10 лет, когда в своей оккупированной фашистами деревне на его глазах высокопоставленный нацист выронил тубус с планом наступления на Курской дуге. Алеша тубус подобрал, скрывался с ним несколько дней, сумел передать в штаб Рокоссовскому (в своих воспоминаниях маршал, кажется, это описал, дочь его точно это вспоминала в интервью) и так повлиял на ход этой грандиозной битвы, сорвавшей наступление вермахта и переломившей всю войну.
Это у нас, а в Греции был великий Паисий Святогорец - только недавно канонизированный: в войну он служил связистом и потом всю жизнь сравнивал молитву с «настройкой на частоту Богу».
И это не ново. Вся история Церкви стоит на преподобных-солдатах: Илья Муромец, Фома Малетин, праведный Евдоким, Мартин Турский, Федор Островский…
Все они узнали Бога на войне. Как узнают и нынешние бойцы.
Но не только поэтому придут в Церковь.
Придут еще лечить раны, которые не вылечат в военных госпиталях - то, что со временем мы, может быть, назовём «донбасским синдромом» - по примеру афганского, чеченского и других. Это обязательно будет.
И нет, кроме Церкви, силы на Земле, умеющий этот «синдром» залечить и выправить, ответить на все самые сложные вопросы, которые у человека, побывавшего в аду войны и в измерении предельной Правды - неизбежно будут.
А еще придут их родные. И родные тех, кто погиб.
Храмы заполнятся матерями, жёнами, дочерями и сыновьями, братьями, сёстрами, друзьями и всей родней наших ушедших героев - потому что нет, кроме Бога, силы, способной разделить эту боль и ответить на неё.
Будут среди них и те, кто обижен на Бога, кто разозлён на Него, кто, может быть, и придёт только для того, чтобы эту обиду высказать - последний раз и навсегда.
Но часто будет так, что время вывернет эту обиду в новое знание Бога, потому что Бог сердцеведец и не смотрит на наши мысли и на всё внешнее: Он и в этой обиде на Него сможет увидеть обратную сторону любви. А Любовь - это Его имя.
А следом может произойти невероятное. По всей нашей шестой части суши умноженное монашество, молитва, храмы Божии и жизнь перед Богом и в Боге - лавинообразно дадут непонятный материалисту эффект: укрепление и умножение семей и детей в них, счастье, выползание из нашей демографической ямы, расцвет культуры: музыка, поэзия, литература, кино, архитектура, язык - дадут невероятные плоды; случится загасание - хотя бы частичное и, может, ненадолго - идеологии жизни для себя и своего Я (потому что война, смерть, боль, Правда и молитва выучивают жить для другого), а плодом анти-эгоизма тоже станет счастье и развитие страны.
За этим последует экономический бум; рождение идеологии - может быть, даже без деклараций и кодексов ее просто сформулирует народное сердце.
И на такую Россию посмотрит опьяневший и сошедший с рельс мир и, может быть, задыхаясь в собственных нечистотах, развидит в ней - спасение и для себя. И потянется к ней.
Так точно будет. Но не завтра. Потом. И не само. Такую страну нам всем надо сейчас отвоёвывать и вымаливать.
